О, прекрасный и горький мастер!
Расскажи, как ты жизнь прогулял,
Как ты верность тоненькой вербы
На касание тел променял.
Я сегодня тебя понимаю.
Нас влечет к себе белая плоть,
Только плоть не прикроет обмана,
Он проходит, как радость и сон.
Эти белые руки лишь могут
Целовать обожженную грудь,
Наделила природа их стоном,
Только строчки они не поймут.
Не понять им при жизни поэта,
Не понять его зябкую дрожь,
Не расслышать им посвиста ветра,
Не увидеть, как всходит горох.
Как понять их пустым обоняньем
Трупный запах, что строчка таит,
Не понять им, как ты полумертвый
Согреваешь ласканием их.
Ведь поэзия — смерть нарастяжку.
Это нам лишь известно с тобой.
А ты должен плясать под кабацкий
Свист волынок и пьяный галдеж...
Впрочем — жизнь — не одно лишь мечтанье,
Где надежен лишь пьяный уют...
Эх, и сам б я пошел в хулиганы,
Если б цены на водку вернуть.