В тот августовский день... Екатерина Александровна очень любила цветы, особенно белые. И потому в тот далекий августовский день я для нее купил белые астры. В те годы, часто приезжая в Москву, я по обыкновению добирался на метро до площади Маяковского и оттуда прямо от памятника Владимиру Владимировичу отправлялся пешком во Вспольный переулок к Екатерине Александровне — родной сестре Сергея Есенина. В условленный час она всегда радушно принимала меня. “Вы в Москве? — услышал я по телефону. — Прекрасно, приходите. У меня как раз гости...”

Гостей было двое: пожилой (человек знаменитый, однако речь не о нем) и человек зрелых лет, в котором я узнал Владимира Высоцкого. Наташа, дочь Е.А.Есениной (они жили вдвоем), представила меня гостям, и мы обменялись приветствиями. Возникла задушевная беседа о Белоруссии, откуда я приехал, о новостях в Москве, о поэзии Сергея Есенина...

Тогда, в начале семидесятых, всенародный интерес к творчеству Есенина достигал апогея. Есенинскими стихами объяс— нялись в любви, их повсюду читали и пели. Миловидный лик поэта стал сувенирным и обложечным. В Москве и в Рязани уже стояли памятники Есенину.

А Высоцкий в то время был всего лишь известным киноактером и популярным бардом, хотя слово “бард” популярным еще не было. Но в театре на Таганке он был уже премьером. Роль есенинского Хлопуши была тогда у него любимой. (Надо же, ведь это “разбойник Хлопуша”, исторический тип, ставший театральным воплощением, познакомил Высоцкого с сестрой Есенина!). А в роль Гамлета Высоцкий-трагик только начинал по-настоящему вживаться. Сыграв эту роль 217 раз, Высоцкий умер... В костюме своего героя он и был похоронен...

Я же, плененный в ту юношескую пору лирикой Есенина, относился к популярности Высоцкого сдержанно, а потому и не придал особого значения неожиданной встрече с ним. И лишь теперь я понимаю, что видеть и слышать Высоцкого, говорить (и спорить!) с ним о возвышенном было подарком судьбы.

Запомнилось, как в ходе разговора Высоцкий вздохнул: “Да, Есенин... — это глыба”. И тут же процитировал: “Такой любимый и такой далекий, но все же близкий, как цветущий сад...”

Екатерина Александровна, в шутку называвшая меня “есенинец”, обратила внимание гостей на то, что я “пиит”, и предложила почитать что-нибудь личное, новоиспеченное. Подражая Есенину, я, помню, прочитал с горечью и отрешенно о своей неудачной любви:

Мне плевать на твою красоту.

Что мне эти пустые чары?!

.........................

Потому я плевал на тебя,

Что и ты на меня плевала...

Все рассмеялись, а Высоцкий даже захлопал в ладоши.

И еще запомнилось, как я спросил у Высоцкого, почитает ли он своего однофамильца — русского гитариста, воспетого Лермонтовым. Мой нескромный вопрос мог, конечно, смутить собеседника, но Владимир Высоцкий откровенно улыбнулся и ответил просто: “Я знаю о Михаиле Тимофеевиче Высоцком, великий был гитарист, и мне до него далеко”.

Он заторопился уходить. Мы с Наташей проводили его до дверей. Расставаясь, он обернулся: “Виктор, значит... Рад был познакомиться. Желаю стихов...” Он крепко пожал мне руку и добавил: “Пишите больше о любви, но меньше плюйте на любимых!” Мы заулыбались. То была единственная встреча с ним.

Хотя...

Однажды, покидая Москву, я поднимался на эскалаторе в метро. Вдруг мой взгляд выделил во встречном потоке людей человека в плаще. Мне показалось, что это Высоцкий. Я кивнул ему в знак приветствия, он недоуменно ответил мне... Через миг я оглянулся и увидел, что он тоже посмотрел мне вслед. Наверно, я обознался.

И вот он встретил меня на Ваганькове, неузнаваемый, бронзовый... Возле могилы толпилось множество людей. Я смотрел на памятник, а перед глазами вставал живой образ: мягкие, впитавшие светлую грусть глаза, и весь он — будто нараспашку, раскрепощенный, молодецкий... Истинно русский поэт!
 

Виктор ДЕРГИЛЕВ.
Северный курьер, 24 января 1999 года,
воскресенье, №17 (23314)
http://www.karelia.ru/~kurier/23314/23314c.html