-- Не-е-т, -- вдруг раздраженно бросил Есенин, -- мне надоело, над-д-д-оело! Я скоро совсем выйду!
И остановился в раскрытых дверях:
-- Ты получил от Кати письмо к тебе? Я послал из клиники. Там и стихи в "Собрание".
-- Нет.
-- Она принесет тебе... Я ей скажу. Я ей скажу. Когда мне корректуру дашь?
-- Скоро. Все тома уже сданы в набор.
Есенин, улыбаясь, толкнул шире дверь -- и вышел.
А 21 декабря он пришел снова, совершенно пьяный, злой, крикливый, и опять заговорил о том же.
Я предложил ему подать заявление, и он под мою диктовку, клюя носом, трудно написал:
"Лит. отдел Госиздата.
Прошу гонорар за собрание моих стих<отворений>, начиная с декабря 25 г., выдавать мне лично. Настоящим все доверенности, выданные мною разным лицам до 1-го (первого) декабря, считать недействительными.
С. Есенин. 19 --21/XII--25 г."
Я не мог удержаться от смеха, когда Есенин, написав цифру 1, вдруг остановился, придвинулся ближе к бумаге и тщательно вписал в скобках (первого). Он тоже засмеялся, вертя в руках ручку, не державшуюся в нужном положении.
ЗА ПЯТЬ ДНЕЙ
В десять часов утра 23 декабря я пришел на службу. Секретарь отдела сказал:
-- Здесь с девяти часов Есенин. Пьяный. Он уезжает в Ленинград. Пришел за деньгами. Дожидался вас.
Столь необычно раннее появление Есенина, он всегда появлялся во второй половине дня, уже встревоживало. <...>
Не скрою: мне было нехорошо. Я не любил визитов Есенина в таком состоянии, тяготился ими, всегда стремился выпроваживать его из отдела. Когда он умер, я корил себя, мне было жалко, что я это делал, но, к несчастью, это было непоправимо.
В тревоге и ожидании я сел на диванчик. Скоро в глубине длинного госиздатского коридора показался Есенин. Пальто было нараспашку, бобровая шапка высоко сдвинута на лоб, на шее густой черного шелка шарф с красными маками на концах, веселые глаза, улыбка, качающаяся грациозная походка... Он был полупьян. Поздоровались. И сразу Есенин, садясь рядом и закуривая, заговорил:
-- Евдокимыч, я вышел из клиники. Еду в Ленинград. Совсем, совсем еду туда. Надоело мне тут. Мешают мне. Я развелся с Соней... с Софьей Андреевной. Поздно, поздно, Евдокимыч! Надо было раньше. А Катька вышла замуж за Наседкина. Ты как смотришь на это?
И Есенин близко наклонился ко мне.
-- Что же, -- ответил я, -- это твое личное дело. Тебе лучше знать. Я не знаю...
-- Да, да, -- схватил он меня за руку. -- Это мое дело. К черту! И лечиться я не хочу! Они меня там лечат, а мне наплевать, наплевать! Скучно! Скучно мне, Евдокимыч! ..далее